Название: Vindicta
Автор: Sub Rosa ( все логины были заняты)
Бета: himera [Never_More] ( Rain_Dragon)
Фэндом: Vampire Knight
Рейтинг: PG
Жанр: side-story
Персонажи: Асатоу Ичиджо, Лаура, Алессандро Ичиджо
Права: все как обычно
От автора: самовольное обращение с историческими фактами и возможной концепцией Хино Мацури.
Vindicta – палочка (прутик), которой претор касался головы раба, отпускаемого на свободу; освобождение; защита, спасение, мщение, наказание
Vindicta
Месть, это обоюдное лезвие меча - когда ты уничтожаешь врага, ты уничтожаешь свою душу.
Конфуций (Кун-Цзы)
Конфуций (Кун-Цзы)
«Отнять у Вас самое дорогое – Вашу честь, пожалуй, самая лучшая месть».
Четкий каллиграфический почерк, росчерк росписи. Темно-синие чернила по шероховатой поверхности бумаги. Не белой, а с каким-то желтоватым оттенком, как слоновая кость. Легкий лист полетел в камин, буквы пожирало пламя, с неистовостью превращая их в белесый пепел. Казалось, навсегда уничтожая слова, но не руку писавшего. Даже прошлое порою имеет привычку возвращаться…
Сияние жемчуга и брильянтов, оправленных в золото в холодном свете электрических свечей, тысячами развешанных по просторной зале, сияние глаз в прорезях масок. Роскошность нарядов, отточенность движений. Пары скользили в венском вальсе по начищенному до блеска паркету. Раз-два-три, раз-два-три. Чтобы позже перейти к мазурке или к средневековой эстампи (вокально-инструментальная форма танца, под довольно медленную торжественную музыку большинства эстампи танцевали низкие танцы, без прыжков и выносов – прим. автора). Здесь время не имело власти, а эпоху выбирал гостеприимный хозяин поместья, устроивший прием. Тело сплетается с телом в театральности немыслимых поз, и нервная заломленность рук сменяется пылающим румянцем на бледных щеках. Какая искусственная красота. Вот Коломбина в который раз соблазняет Пьеро. Коварный Арлекин следит за влюбленными, спрятавшись в тени. Сколько же раз это случалось?
Ичиджо усмехнулся, стоя на двойной спиральной лестнице, чуть выше, чем остальные гости. Так, чтобы удобно было наблюдать за парами, танец за танцем, с бокалом из тонкого хрусталя в руках. Окунаясь в шелест светских бесед, неоднозначных взглядов и музыку, льющуюся с балкона второго этажа. Час за часом.
- Как это мило устроить карнавал здесь, в самом сердце Нихон, - Dama di Venezia (венецианская дама - маска, изображающая знатную венецианскую красавицу эпохи Тициана – прим. автора), улыбаясь алым неподвижным ртом, остановилась рядом, - но Вы почему-то не надели маску, Асатоу-сама?
- Венеция, теперь так далеко, почему бы не вернуть былые времена хотя бы на сегодня? - мужчина улыбнулся своей собеседнице, предлагая бокал игристого вина, - А маски… мне всегда было интересней ими любоваться, чем носить.
- Зато так, моя прекрасная Саломея, хозяин поместья выделяется из толпы, - подошедший Medico della Peste (маска лекаря чумы – прим. автора), отвесил изящный поклон, едва ли не коснувшись длинным белым клювообразным носом пола, рассмеялся, - Но, впрочем, мне кажется, Вы не один без маски в эту ночь.
- А кто же еще? – поинтересовалась Саломея, пристально вглядываясь в танцующие пары.
- Кто знает… - неопределенно ответил кавалер, беря ее под руку и уводя прочь от Ичиджо, - Здесь видели даму, совсем без маски.
- И хороша собой?
- Весна, сошедшая с картин Боттичелли.
И они, смеясь, закружились в очередном танцевальном рауте.
Асатоу, спустившись с лестницы, прошел через зал, остановившись у одной из греческих колонн, подпиравших высокие потолки, все еще ища глазами загадочную незнакомку, посетившую карнавал. Но она сама нашла его, внимательно следя за хозяином бала с противоположной стороны, скользнув в легком движении по паркету и оказавшись рядом. Только светлый шелк платья колыхнулся от несуществующего ветра.
- Я бы мог Вас не узнать, Лаура, - мужчина склонил голову, приветствуя гостью.
- А вот Вы совсем не изменились, - молодая женщина сделала паузу, прочитав по слогам его имя, - Аса-то-у-сама.
Он лишь усмехнулся, вслушиваясь в давно забытый европейский акцент, рассматривая ее рыжие кудри, тяжелыми локонами струящиеся по плечам, неувядающие лилии и белые хризантемы, вплетенные в них, наподобие венца. Их лепестки, будто опадая, оседали на тончайшей ткани одежд, превращаясь в выбитые нитью, еще не распустившиеся, бутоны.
Сколько цветов.
На мгновение время исказилось, и память, как самая верная подруга, вернула к жизни прошлое. Почудился острый, удушливый аромат тающего воска множества свечей, слишком драгоценного для тех времен, и совсем другой запах, соперничающий с ним. Кровь, от которой даже каменные плиты пола казались скользкими.
- Что привело Вас в эту страну? – спросил Ичиджо, прогоняя флер воспоминаний.
- Это страна из сказок, - она пожала плечами, - Мне было бы интересно узнать ее.
- Эта страна такая же, как весь остальной мир: - возразил он, - алчность, невежество, междоусобные войны также коснулись и ее.
- Тогда, что здесь делаете Вы? После того, как залили кровью половину Европы? – в льдистых голубых глазах полыхал едва сдерживаемый гнев.
- Пеплом, после сожжения на костре, остается, как правило, лишь пепел, - невозмутимая усмешка снова поползла по тонким губам мужчины, - А кровью ее залили вы.
- Вы заключили сделку с людьми, отлавливая подобных себе, как обезумевших от боли зверей, - презрением сочилось каждое отчетливо произнесенное слово.
- Довольно странно слышать такое от бывшего человека.
Они замолчали, вглядываясь друг в друга.
- Я ненавижу Вас, Сантино - молодая женщина первой прервала затянувшуюся тишину, - Сколько бы имен и стран Вы ни сменили, в каких бы землях ни жили, Вы все равно остались все тем же хитрым и жестоким чудовищем.
- В таком случае, Вы приехали сюда не просто так. Но, Лаура, мой Вам совет: оставьте это – времена изменились. Живите, наслаждаясь жизнью.
Сквозь толпу приглашенных к ним пробирался Gatto (маска кота – прим. автора), витиевато поклонившись и поцеловав руку рыжеволосой дамы, он попросил у нее танец.
- И кто же Вы, таинственная незнакомка?
- Не все ли равно? – лукаво улыбнулась девушка.
- О, нет, - молодой человек, сделав изящное па, приблизившись, прошептал, - Раз уж я посмел украсть Вас у самого хозяина бала, скажите хотя бы имя, в качестве награды.
- Пойти против воли отца – настоящий подвиг, - также шепотом ответила она.
Юноша остановился, прервав танец, медленно снимая маску с лица.
- Откуда Вы знаете? – его немного раскосые яркие зеленые глаза смотрели на нее удивленно, пряди темных волос небрежно упали на лоб.
- Я внимательна от природы, - тоненькие пальчики коснулись в легком жесте его щеки, - Но вы совсем не похожи.
- Да, говорят, что я пошел в мать, - уголки его губ чуть печально приподнялись, - Но разве Вам не скучно здесь?
- К чему все эти условности? Меня зовут Лаура.
- Безжалостное сердце, дикий нрав
Под нежной, кроткой, ангельской личиной
Бесславной угрожают мне кончиной,
Со временем отнюдь добрей не став.
- Никогда не привлекал Петрарка, - молодая женщина подала ему руку, предлагая начать новый танец.
- Тогда, что же Вы предпочитаете, очаровательная Лаура?
- Бодлер «Цветы зла»
- Да, Вы просто Снежная королева!
- А Вы жаждете стать моим верным Вертиго?
- Если Вы позволите, - серьезно ответил юноша, приложив ее маленькую ладонь к своей груди.
Тиканье напольных часов у стены несколько колебало решительный настрой, погружая в странное оцепенение. Темная зелень ткани портьер неподвижно застыла на широких окнах. Здесь всегда царил какой-то тяжелый полумрак, даже в предрассветные часы оставляющий свой отпечаток почти на всех предметах. Тяжеловесная мебель, письменный стол, старинное бюро – все это, как и обстановка особняка с удивительной точностью копирующего их дом в Венеции, всегда удивляла Алессандро. Его отец, казалось увлеченный культурой и утонченной красотой Азии, почти никогда не впускал ее сюда, будто предпочитая наслаждаться «быстро уходящими мгновениями» издалека, скрываясь в европейской прагматичности и продуманности всех вещей. И лишь только незначительные детали в интерьере выдавали эту странную привязанность: желтый тигр, оскалившись, смотрел на него черными глазами-бусинами со столешницы, панно с томной гейшей на стене, книги за стеклом с замысловатым рисунком иероглифов на корешках.
- Ты хотел поговорить? – Асатоу прошел в кабинет, с усмешкой взглянув на ожидающего его сына.
- Да, - коротко ответив, молодой человек присел в кресло.
- О чем?
Они слишком редко говорили, предпочитая сводить беседы, а порою и встречи, к простой необходимости. Впрочем, Асатоу никогда не скрывал своей разочарованности в наследнике фамилии. Но внезапная необходимость диалога вовсе не удивила Ичиджо-старшего. Сложив принесенные бумаги в письменный стол, он, наконец, взглянул на Алессандро.
- Я слушаю тебя.
Пренебрежительность тона неприятно царапала слух. Захотелось просто встать и уйти. Мужчина напротив молча ожидал его слов, лишь изредка постукивая длинными ухоженными пальцами по какому-то очередному договору, будто напоминая, что кто-то тратит его драгоценное время на пустяки.
- Я хотел поговорить о…
- Той женщине, - Асатоу закончил за него фразу, иронично заметив, - Твое новое увлечение, если не ошибаюсь.
- О Лауре, - поправил его молодой человек.
- Неважно, меня не интересуют имена класса D.
Колкость произнесенных слов опять обожгла, как пощечина.
- Она будет моей женой, - он и сам удивился с какой мстительностью произнес это, ожидая реакции отца.
- Тебе не хватает любовниц, - мужчина уже откровенно усмехался, опустив подбородок на сложенные ладони, - или ее не устраивает статус просто подруги?
- Не говори о ней в таком тоне.
- Хорошо, но я не понимаю, зачем тебе нужен этот брак?
- Просто, - будто запнувшись, он сделал паузу, - у нас будет ребенок.
- Что? – пепельная бровь выгнулась в немом удивлении, - Это основная причина или проблема?
Мужчина встал из-за стола и, подойдя к окну, раскрыл портьеры. Последние лучи умирающего солнца боязливо заглянули в комнату. Кроваво-красным отблеском скользя по его лицу.
- Если ты думаешь, что я дам разрешение на этот брак, то, - Асатоу обернулся, - очень ошибаешься.
- Ты не сможешь мне запретить, - заметил Алессандро, едко добавив, - А твоего благословления мне точно не нужно.
- Разумеется, бывшая куртизанка из кварталов Флоренции, станет тебе подходящей парой.
Молодой человек почти обреченно рассмеялся в ответ.
- Мне все равно, что было в прошлом, - он встал, собираясь уходить, - Кроме того, мне всегда казалось, что общество куртизанок тебя никогда не смущало, отец.
- Однако никто из них не претендовал на место твоей матери.
Еще одна брошенная фраза, как удар, внезапно ранящий в самое сердце.
Мать.
Почти незнакомое слово, оставившее в воспоминаниях лишь мимолетное тепло прикосновений из глубокого детства. Черный цвет волос был явно от нее. Слишком мягкий характер, как утверждали многие, – тоже. Женщина, навсегда оставшаяся для Асатоу лишь условностью и ничем более.
- Ты никогда не поймешь меня. Ты просто не знаешь, каково это, когда можно просто умереть.
Последние слова потонули в звуке захлопнувшейся двери.
Ичиоу, казалось, не заметил громкого ухода, продолжая рассматривать сад за окном. Сгущающиеся сумерки, длинные тени от деревьев по камню узких дорожек, почти черная вода пруда, едва подсвеченная каменным фонарем на одном из островков. В неясном мерцании которого, кружили ночные светлячки.
И от этого можно было просто умереть.
Беззвучные инструменты в фарфоровых руках кукол. Застывшие танцы их выбеленных хрупких тел. Смех, разбитым хрусталем, и каждый шаг, как по лезвию бритвы.
- Не подходи ко мне.
Остановиться, вдыхая едва уловимый аромат от волос.
- Слишком близко…
Страсть, жидкой ртутью по губам. Агония в самой глубине расширившихся, диких зрачков.
Насыщенное индиго стен. Здесь ничто не изменилось. Растаявший запах трав в кальяне, несколько диванов, да вертеп сплошь уставленный куклами. Фарфоровые магарани в ярких сари, томные гейши с сямисэнами в тряпичных руках, темные эфиопки, в едва прикрывающих их гибкие тела золотистых кусочках ткани. Покрытые тонким слоем пыли, они застыли в своих немыслимых позах. Он приходил сюда слишком редко. В небольшую залу, затерявшуюся среди многочисленных запутанных коридоров особняка, о существовании которой едва ли догадывался кто-то кроме него.
Лаура, Беатриче. Казалось, ничто не может разлучить их. Даже смерть, превратившаяся для долгоживущих всего лишь в отголоски пугающих сказок. Почти вечность, принимающая их в объятия бесконечно-долгой жизни. Зарождающаяся эпоха Ренессанса в опустошающей Столетней войне, чередующейся со вспышками чумы. Чистокровные лорды, возомнившие себя властителями Европы, истекающей кровью и задыхающейся от смрада разлагающихся тел, валявшихся прямо на опустевших улицах городов. Очередной спор между старейшими, вылившийся в новую резню среди смертных, в которой погибали и аристократы, ставшие такими же пешками в чьих-то руках. Он видел слишком много доказательств того, что абсолютная власть чистокровных приносит лишь страдания. Сколько же их было, первых, не смешавших свою кровь с человеческой? И она была одной из них. Беатриче. Спесь в тонком абрисе профиля, белокурые локоны по плечам. Чистокровная и ее подруга, бывшая когда-то человеком. Лаура, заблудившаяся девочка с узких переулков Флоренции. Новая жатва Инквизиции и самоутвердившийся клан Охотников, оказавшие ему тогда большую услугу. Это была всего лишь сделка на головы тех лордов, которые погрязли в собственной кровавой жестокости. В том пожаре все новых и новых костров гибли многие.
Но все уносили безжалостные пески времени, заставляя менять имена и земли, превращая события лишь в остывшие воспоминания. Он и не думал, что здесь почти на самом краю света, они встретятся вновь.
- Мне казалось, что Вы давно мертвы, - обезличенный тон, вежливая улыбка.
Храм Ясака – пристанище синтоистских богов – был почти пустым. Лепестки отцветшей сакуры усеивали пол его галерей.
- Мне нравится эта страна, - девушка лишь рассмеялась, поправляя ярко-рыжие локоны, проигнорировав последние слова, - Я хотела бы остаться здесь навсегда.
- Неужели же Вы, действительно, планируете мстить мне с помощью моего сына, Лаура?
- Почему-то я уверена, что даже если убью его, Вы не расстроитесь, - девушка подошла к одному из каменных колодцев, с любопытством заглянув внутрь квадратного углубления.
Асатоу никак не прокомментировав ее слова, аккуратно поднял медный ковш с длинной ручкой, лежащий на бортике рядом.
- Это для омовения рук и лица перед входом в кумирни. Своеобразное очищение перед встречей с духами.
Зачерпнув немного холодной ключевой воды, он вылил ее на подставленные ладони Лауры.
- Почему Вы не омываете свои руки?
- Боюсь, что мне уже ничто не поможет, - усмехаясь, он положил ковш обратно.
Она лишь кивнула в ответ. Легкость их разговора никак не вязалась с его содержанием, но все равно дарила ощущение опустошающей откровенности. Улыбка таяла с каждой секундой, оставляя только усталость, вдруг обострившиеся лучики времени в уголках ярких голубых глаз.
- Я устала, - ее руки обессилено опустились на ткань темно-синего платья, - так устала.
- Так стоит ли гоняться за призраками прошлого?
- Знаете, - девушка подошла чуть ближе, вздрогнув от порыва ветра, прислонилась к серому сукну его сюртука, будто пытаясь спрятаться в объятиях своего вечного врага, - а ведь Вы немного напоминаете мне моего отца. Я почти не помню ничего из той своей жизни… Но это… не суть. Ничего уже не изменишь. Я заставлю Вас чувствовать всю ту боль, что Вы когда-то причинили мне.
- Вы проиграете, Лаура, - он чуть коснулся ее волос в почти отеческом жесте, - Вы уже проиграли.
Сухие листья с легким шелестом опадали под ноги, создавая странную атмосферу тревожности. Вечер сгущал краски в узких улочках квартала Гион (старинный квартал в Киото – прим. автора) до темных густых индийских чернил, пятнами ложащихся на маленькие чайные домики, рассыпанные тут и там. И только фонари немного разгоняли эти тени своим слабым дребезжащим светом. Освещая таблички, развешанные над дверями, и семь осенних растений, которыми обычно японцы украшали свои жилища, празднуя Хиган – осеннее равноденствие. Клевер, мискантус и пуэрария причудливо сплетались изящными венками по неровным стенам. Гвоздика, валериана, посконник и колокольчик, собранные букетами, в руках девушек, издавали пряный дурманящий аромат. В это время переулки Киото не пустели, и прохожие все еще сновали по остывшему камню мостовых.
Асатоу остановился у одного из домов, также украшенного несколько увядшими цветами. На вкрадчивый звук шагов двери распахнулись, открыв испуганные глаза мальчика-слуги, безмолвно пропустившего гостя. Его встречала только тишина, да неясный полусвет истлевших свечей, расставленных по полу. Но даже такое тусклое освещение едва могло скрыть всю убогость открывшейся обстановки «номеров». В старом кресле, почти у самого окна, темнел силуэт.
- Ты все-таки пришел… - Алессандро даже не обернулся, как-то устало проговаривая каждое слово, - слишком поздно…
Старинная когда-то дорогая мебель, создававшая неповторимую обстановку европейских домов, поблекшая от времени, в Нихон была редкостью и чаще роскошью, которую могли позволить себе лишь состоятельные люди. Но она была здесь, пусть и утратившая свой былой блеск, была – ради Лауры, несомненно, скучавшей по своей далекой родине. Мягкие небольшие диванчики, столики, пуфики. Зеркала, вазы, шкатулки, брошенный небрежно гребень, палантин, мягкой волной, свисающий со спинки стула – и прочие мелочи, говорящие о том, что здесь живет женщина.
Женщина, которой уже нет в живых.
Он получил известие о ее смерти несколько часов назад. Белый лист бумаги, затерявшийся среди папок, аккуратными стопками сложенными на столе. Пара скупых строк. Ничего не значащих строк.
Комната за комнатой, показавшиеся лабиринтом в небольшом пространстве. Слишком тесном сейчас. К кровати, застеленной поблекшими простынями, со всполохами серого пепла, между складками. И это все, что осталось. Асатоу опустился рядом, неосознанно касаясь, смятой ткани, повторяющей очертания тела. Маленький пузырек зеленовато-прозрачного стекла тускло поблескивал в ночном свете. Пальцы сами взяли его, ощущая холодную гладкость. Опасность капелек влаги, таящихся на самом дне. Яд – как все просто. Он почти не сомневался, что этот напиток был слишком сладким на вкус. Одно из изобретений охотников, которое, по странной иронии судьбы, гораздо чаще использовали сами долгоживущие в своих бесконечных играх. Мужчина усмехнулся, вертя в руках смертоносную вещицу. Он и не думал, что все закончится так быстро и так бессмысленно.
В дальнем углу вдруг послышался тихий звук, будто неразборчивое бормотание, заставившее оглянуться. Тишину внезапно разорвал крик. Детский плач, рвущийся сквозь резное дерево бортиков кроватки. В самой глубине теней, хрупкая жизнь настойчиво требовала к себе внимания. Волной, проникающей в самое сердце сознания. Ичиоу, вздохнул, попытавшись справиться с нахлынувшим раздражением, но через некоторое время все же подошел к детской кроватке. Увидев маленькое доказательство его просчета, захлебывающееся собственным жалобным криком, сморщенное красноватое личико, дрожащие ладони, судорожно хватающие воздух. Новорожденные вампиры также некрасивы и беспомощны, как и новорожденные человеческие младенцы. Он дотронулся до тонкой теплой кожи, ребенок почти сразу же отреагировал, неожиданно успокоившись. Он всего лишь нуждался в тепле. Большие темно-серые глаза раскрылись в ответ на прикосновение, смотря невидящим, но осознанным взглядом. Бездна отдала одну жизнь в обмен на другую. Асатоу поднял маленький сверток на руки и вышел из комнаты.
Алессандро все еще неподвижно сидел у окна. На низком столике рядом лежал револьвер. Опустившись в кресло напротив, Ичиоу смотрел в его лицо.
- Ее больше нет.
Факт, звучавший в пустоте.
- Я знаю.
- Ты хотел этого.
- Этого хотела она сама, - почти шепотом произнесенные слова, - И да, это было лучшим решением проблемы. Для всех.
- Для всех, - безэмоционально повторил он, рассматривая своего отца, все еще держащего на руках его ребенка, - Как же все странно закончилось. Для всех нас. Что бы я ни делал, мне казалось, что она всегда была где-то далеко, не со мной. Не здесь. Да и нужен ли был ей хоть кто-нибудь по-настоящему?
- Ты говорил, что это не важно.
- Не важно, – молодой человек, прикрыв глаза, провел тонкими пальцами по векам, - Не важно, потому что хотя бы какая-то частица ее души, маленькая крупинка, все равно принадлежала мне. И от этого…
- Можно было просто умереть, - Асатоу договорил фразу, отстраненно смотря на темные разводы ночи за окном.
Прозрачное стекло разделяло их и жизнь, текущую за пределами этой комнаты. С улицы слышались отдаленные голоса проходящих мимо прохожих и едва доносились запахи цветов, костров, разжигаемых в это время.
Он вновь посмотрел на своего сына, молча поставив рядом с револьвером флакончик из стекла. Тонких губ Алессандро коснулась понимающая улыбка. В серо-зеленых глазах Асатоу не изменилось ничего в ответ.
Все должно закончиться здесь и сейчас.
Дверца автомобиля захлопнулась с легким щелчком. Шофер тронулся с места, не задавая лишних вопросов. По мягкой обивке скользили лучи пролетающих мимо фонарей, и в едва приоткрытое окно врывался свежий ветер. Ребенок тихо спал в его руках, то ли убаюканный мерным гулом машины, то ли просто, наконец, успокоившись в тепле чужих объятий. Асатоу вновь взглянул в маленькое личико спящего, будто убеждаясь в реальности своего поступка. Светлые ресницы трепетали от дыхания, наверное, ему виделись яркие сны.
- Такума («далекий лен» - прим. автора), - почти неслышно произнес он.
Нарекая именем, или судьбой.